Русское Сопротивление: у последнего рубежа...

Александр Крылов

  • Альтернатива

«НАШ» СРЕДИ «ЧУЖИХ»,

или Еще одно приключение Шурика

(почти интервью)

ГОВОРЯТ, что Ельцин и Гopбaчeв олицетворяют собой демократию. Это очередная ложь. Фашизм не перестанет быть фашизмом, даже если его обозвать «демократией». Нашу сегодняшнюю демократию олицетворяют такие люди, как Альфред Ру6икс и Сергей Парфенов, брошенные в латышские застенки. Наша сегодняшняя демократия - это Болеслав Макутынович, приговоренный "саюдистами" к смертной казни и вынужденный скрываться в подполье. Это павшие герои Приднестровья и казаки, зверски замученные полицаями. Это Борис Пуго, расстрелянный в собственной квартире, Чеслав Млынннк, получивший пулю на пороге своего дома, и русский патриот Кузнецов, повешенный хасидами. Это поэт Анатолий Лукьянов и его товарищи, брошенные в казематы Матросской тишины...

Речь А. Крылова на первомайском
коммунистическом митинге.
Смоленск, ЦПКО, 1992 год.

Временами мне кажется, что серьезные дяди и тети, делая свою «перестройку», допустили одну непозволительную для серьезных людей оплошность, - они сделали ее слишком быстро. И, поспешив, изрядно сглупили. Перестройки и революции не должны производиться одним, пусть даже эффектным, взмахом поганой метлы, им приличествует быть долгими и занудными, и, чтобы те, против кого они направлены, отчаянно сопротивлялись, а те, кто их направляет, медленно, с непомерными тяготами и лишениями дожимали злодеев.И когда все окончательно обессилят от собственного нахальства, никчемности и разрушительных инстинктов, - обессилят по-настоящему, а не на митингах и в очередях за горькой, - только в тот момент следует объявлять о свободе, неравенстве, братстве и «новом курсе».

Ничего подобного у нас с вами не было. Свобода и «новый курс» дались нам сравнительно легко, без грандиозных свершений и всенародных напрягов, - и застали врасплох. Оказалось, что для многих из нас смута ещё не закончена. Многие наши соотечественники по-прежнему жаждут «борьбы роковой». Налицо ситуация, не учтенная историками-марксистами: революция уже позади, а революционные настроения накалены до предела.

- Мы живем при оккупационном фашистском режиме. И августовский переворот, и декабрьский «пущ» были заранее спланированными акциями, этапами заговора с целью захвата власти в СССР... Что? Фашизмом я называю крайне реакционную диктатуру буржуазии, и наша нынешняя власть как нельзя лучше подходит под это определение. Сейчас крайне необходимо сформировать альтернативное правительство, - чего мы и ждали от чрезвычайного Съезда депутатов Союза, - после этого у нас прибавилось бы шансов на успех революции и свержение нынешнего руководства...

Автора этих слов зовут Александр. Фамилия его - Крылов. Для друзей и соратников по борьбе он просто Саша, а мои знакомые величают его за глаза Шуриком, не добавляя при этом эпитета «Железный». Титула своего духовного Гуру, другого Шурика - невского телерыцаря - наш Шурик пока не снискал. Но будем надеяться, что только пока.

Ему 23 года. У него высшее образование. Даже высшее гуманитарное. Он, историк - и безработный. По окончании курса наук Александр учительствовал в смоленской глубинке, но скромный труд народного просветителя не удовлетворял запросам его подвижнической натуры, и, взяв как-то раз трехдневный отпуск за собственный счет, он отправился с визитом к своему петербургскому тезке. Под влиянием балтийских ветров и проповедей Александр-Глебыча разум его просветлел, и, возвратившись через месяц в родные пенаты, он твердо решил завязать с педагогикой.

Так Шурик стал патриотом. Теперь он «наш», но мы для негo стали «чужими». Мы - это те, кто не зачитывается газетой «День», не впадает в экстаз, созерцая вечерами кожаную куртку и непроницаемую физиономию Heвзорова, и не испытывает оргазма при мысли о реанимировании СССР.

В Смоленске Александр исполняет обязанности координатора «нашистского» движения, заводит знакомства, пропагандирует патриотические идеи, распространяет (бескорыстно) печатные изда­ния «духовной оппозиции», и выступает на большевистских тусовках с плaменными филиппиками и песнями «русского Сопротивления», которые пишет сам в свободное от основной «службы» время.

Кое-какие из этих песен мне довелось слышать. Они похожи на прокламации и сверх меры напичканы милитаристской символикой. Чуть не из каждой строки угрожающе торчат автоматные дула, рукояти «последних гранат» и истекающие праведной кровью трупы зверски (непременно зверски) убитых великомучеников-патриотов. Впервые столкнувшись с этими произведениями, я всерьез призадумался, не страдает ли их сочинитель некрофилией.

Но, побеседовав с самим автором, понял, что все много проще и безопаснее. Теперь я склонен полагать, что «нашисты» просто-напросто не наигрались в детстве в «Зарницу». И их вины в этом нет. Мальчишеские игры были коварно прерваны взрослой (и бездарной) игрой в «перестройку», и, повзрослев, ребятишки пустились во все тяжкие, бессознательно наверстывая упущенное...

- Деяния Ельцина подпадают под статьи Уголовного кодекса и должны быть квалифицированы, как «измена Родине». Он замешан в августовском и беловежском спектаклях, является государственным преступником и должен понести за это ответственность. А что касается гражданской войны... Она уже идет. И развязали ее не патриоты. В Приднестровье гибнут казаки и российские добровольцы, в Прибалтике наемные убийцы охотятся за подпольщиками. Сидя в смоленской глуши, вы просто не ощущаете масштабов этой грандиозной войны. Вы не были под Григориуполем, где люди, чтобы не получить снайперскую пулю, передвигаются по улицам короткими перебежками; вы не видели, как товарищи из литовского подполья ози­раются по сторонам, ища хвосты, при­ставленные к ним иностранными спец­службами, которые преспокойно действуют на нашей же российской земле...

- Хорошо, будь по-твоему. Но есть ли у «Наших» конкретная социальная прогpaммa, которой 6ы руководствовалось «альтернативное правительство», приди оно к власти?

- Существует такая штуковина, «Манифест» называется. В нем определены главные цели движения. Это - восстановление государства, известного как СССР, а ранее - как Российская Империя; приход к власти правительства, которое действует в интересах нашей страны, а не прикрывается разговорами о ее интересах, на деле уничтожая государственность, экономику и народ. После выхода из кризиса - созыв учредительного собрания или Земского Собора, которые должны решить вопро­сы государственного и общественного устройства, определить пути дальнейше­го развития.

- Но это, как ты правильно заметил, лишь цели, а меня интересуют ме­тоды.

- Я слабо разбираюсь в экономике, финансах и коммерции, и никаких соб­ственных разработок у меня не имеется. Но они есть у наших ведущих тео­ретиков, у Кургиняна, к примеру. Я же просто стою на этих позициях и делаю свое дело.

- Знаешь, эти тусовки с подпольем, явками и ночными выстрелами в спину из-за угла здорово напоминают фабулу дешевого детектива. Нельзя ли отстаивать свои воззрения, - если они есть, конечно, - как-то иначе, серьезнее, что ли?

- Эта «несерьезность» оплачена кровью моих товарищей, слезами их жен, матерей. Не лапайте! Покушение на Шутова, его арест, пуля Млыннику, пуля Невзорову, смерть Шестакова, 107 убитых в Приднестровье, - хороши «шутки». Дешево покупаете! Иных путей лишили нас сами же «демократы», заблокировав для патриотов прессу, телевидение, пытаясь подавить оппозицию...

- Разве все парламентские фракции, кроме «радикальных» демократов, и все партии, кроме ДПР, уже запрещены?

- Все равно, я не стал бы так безапелляционно заявлять, что все у нас можно. Вы мыслите категориями деся­тилетней давности, сравниваете порядки эпохи тоталитаризма с нынешними и умиляетесь: Боже, как демократично! Как хорошо! Смотрите, кому хорошо. Это тупик. Нужно не оглядываться, а двигаться дальше.

(Задавая вопросы, вслушиваясь в ответы и наблюдая за собеседником, я все более убеждался в том, что передо мной типичный персонаж моего поколения (или, вернее, одной его ветви), поколения, которое «рожали под звуки маршей, пугали тюрьмой», морочили нелепыми «идеалами» - и внезапно предоставили самому себе. Дяди и тети, серьезно сделавшие свое дело, благородно удалились мыть руки, а их отпрыски, не успевшие выпустить бунтарских паров и привыкнуть к свободе, оказались вроде как не у дел. В. 3.).

- Я потомственный революционер, казак. И даже с дворянской кровью. Мой прадед командовал красным эскадроном, бабки и деды воевали на фронтах Отечественной. Отец - убежденный коммунист, из тех, кто никогда не поступается принципами... Наверное, революционность - наша семейная традиция. Между прочим, люди, служившие мне в детстве образцами, - Че Гевара, Альенде, Виктор Хара, Дин Рид, - дороги мне по сей день... Когда-то я был командиром городского комсомольского штаба, потом состоял в Народном Фронте, боролся за отмену 6-й статьи, с произволом КПСС.

- 3начит, в демократию ты все-таки веришь!

 - Конечно. Но только не в вашу демократию, а в нашу.

- Чем отличается одна от другой?

- Наша демократия - это реальная власть народа. Мы ратуем за принципы общинности, соборности, - за все то, что веками объединяло наш народ. А ваши попытки приживления западных моделей обречены. Эти модели чужды национальной традиции и не приживутся. Здесь совершенно, совершенно другое...

- Тогда мне непонятно, что объединяет «Наших» с коммунистами, которые за годы своего владычества нанесли непоправимый ущерб именно «национальным традициям» - и особенно русским.

- Не согласен. То было владычество не коммунистов, а... Но это очень скользкая тема...

- То есть, во всем виноваты евреи и велосипедисты?

- Да не евреи, а, если уж на то пошло, сионисты. Сионизм - не национальная принадлежность, а идеология. Сионистом может быть и славянин. А с коммунистами нас сближает идея государственности, великой и несокрушимой державы. И патриотизм.

- Кстати, ты часто встречаешься с Невзоровым? Он правда не сумасшедший?

- Встречаюсь достаточно часто. Это замечательный человек. Обаятельный и простой. Он излучает какую-то огромную энергию, это чувствуется даже с экрана. Не обладай он зтим непостижимым источником, он не смог бы работать так, как работает. А он вкалывает. И не пьет даже пива. В движении эта фигура - как пароль, знамя, символ. Одинокий витязь на вороном коне с черным полотнищем флага. Черный цвет - это боль и скорбь за Отечество, а золото букв - надежда на eго возрождение, пламя сердец патриотов, их сила и мужество. Невзорова считают политиком, но в первую очередь он борец и художник.

- Кто же вами руководит?

- Алкснис, Кургинян, Умалатова, генерал Макашов... Советы движения - в Москве и Петербурге. В Смоленске еще нет фиксированного членства, но у меня есть своя «боевая» группа.

- Каким ты представляешь свой завтрашний день, будущее движения, страны, народа?

- Предсказать не берусь. Я просто революционер, идеалист. Может быть, им и останусь. И если «Наши» возьмут власть, это еще не будет значить, что я стану покорно следовать линии центра. Возможно, снова придется уйти в оппозицию. Я не стремлюсь к удовлетворению личных амбиций. Я лишь пытаюсь сделать нeмного для того, чтобы мир этот стал чуточку лучше.

- Как Че Гевара?

- Наверное.

 - В таком случае, почему ты до сих пор в Смоленске, а не где-нибудь в Прибалтике или Дубоссарах?

- У меня было такое намерение. Есть и сейчас. Но Невзоров однажды сказал мне: «Нам не нужен твой труп. Нам нужны твои песни, а там, на передовой, такие, как ты, первыми получают пулю и гибнут на брустверах с гитарами в руках...»

Поговорив о борьбе и политике, мы перешли к его творчеству, и Александр поведал мне, что в столичном издательстве «Палея» готовится к выходу в свет сборник его песен. «Последнюю гранату зажму в своей руке, и жизнь свою, Молдавия, я подарю тебеl» ­ вспомнилось мне четверостишие, слышанное в дождливый весенний день во время очередного большевистского «сходняка». Оно, конечно, почему бы и не «подарить», если есть «такое намерение»? Окопы, брустверы, мученики, полицаи, кровавые плевки в лицо врагу, эффектные восхождения на дыбу, плачущие жены, негодующие сыновья - романтика великих походов бурлит в радиоактивной крови лишенных наследства потомков пионеров-героев, не дает мирно спать по ночам и выгоняет с утра на оппозиционные митинги, - кто бы ни был сейчас в оппозиции, - ибо оппозиция есть их нормальное состояние. На мой взгляд, все дело в том, что они родились слишком поздно («вранье», - втиснул потом Александр между строками, рецензируя мои черновики, ­ очень даже вовремя). В том, что слишком примерно вели себя в детстве («Неправда, я бып ужасный хулиrан н плохо учился в школе», - отреагировал он). В том, что их только пугали и ни разу не наказали всерьез.

От этой безнаказанности их трясет. От вседозволенности сводит челюсти. Oни готовы принести себя в жертву, - но их жертвы никому, кроме них, не нужны. И все же они принесут их. На зло всем. Ради собственного удовольствия («Взято дословно из передачи радио «Свобода». Дешево для журналистаl» ­ Не удержался в сердцах патриот).
Что ж, валяйте («Вы тоже», - огрызнулся он оскорбленно).

И все-таки мне немного жалко детей, которые не играли в «Зарницу» («Сам проводилl» - взроптал Саша). И юношей, которые не были в армии («Но сражаются в Приднестровье» - А. К.). Да-да, Шурик, и таких тоже. Но еще больше я пожалею себя, если мне выпадет когда-нибудь зависеть от этих обладателей «лучшей в мире истины». («Или висеть. Мыло за свой счет». - Предупредил меня мой беспощадный критик). Наверное, с мылом у «Наших» не ахти как...

В. Захаров

«СМЕНА» - № 23 - 6 июня 1992 г.

Коротко об авторе этой публикации:

О бывшем корреспонденте газеты "Смена" (ныне не существующей) Вадиме Захарове вряд ли сейчас в Смоленске кто-то помнит вообще. Даже среди собратьев по перу. Ранее о нём тоже было известно лишь то, что ещё лет в 17 он привлекался к уголовной ответственности за соучастие в групповом изнасиловании. Но был "отмазан" от суда папашей, деканом литфака пединститута. Откуда сам горе-студент, к слову, был с позором отчислен (за аморальное поведение, пьянство и неуспеваемость) - и от греха подальше отправлен в армию. Вскоре после выхода в свет статьи об А. Крылове, наш борзописец Вадимка был пойман на банальной краже телефонного аппарата из офиса, совершённой по пьянке, арестован и осуждён. В течение трёх лет за колючей проволокой на зоне строгого режима ему действительно пришлось "жалеть самого себя", сидя возле лагерной параши... Где иногда его, наверное, частенько по-очереди "жалели" и другие. И мыло ему там в самый бы раз пригодилось ...

Наверх

 

[ Возврат на предыдущую страницу ]

Hosted by uCoz